Меня попросили высказаться об отношении к законопроекту Министерства юстиции Узбекистана, предполагающего штраф для должностных лиц за неиспользование узбекского языка в процессе работы.
Нешуточные страсти по поводу законопроекта во всю сейчас кипят в социальных сетях, в группах с узбекистанцами, разделяя общество в и так непростое время карантина и пандемии коронавируса на два лагеря — «за» и «против» принятия этого закона.
Если законопроект, разработанный Минюстом будет одобрен и вступит в силу, то неиспользование государственного языка должностными лицами в процессе делопроизводства станет основанием для наложения штрафа в размере от 2 до 5 базовых расчетных величин (сегодня от 446 тысяч до 1,1 миллиона сумов).
Что касается моего отношения к законопроекту, то мне все равно — пусть принимают, если хотят (но лучше нет). Я давно уже научилась жить полуавтономно от любого государства, не рассчитывая ни от кого ни на зарплату, ни на пенсию, ни на пособие по безработице, ни тем более на какую-либо помощь. Да и на какую-нибудь должность в госструктуре я не пойду, а пост министра или замминистра (на что я могла бы согласиться), мне вряд ли предложат.
Тем более я могу составить любой документ и при необходимости пообщаться практически на всех языках, а тем более на узбекском (кстати, мои авторские уроки узбекского языка есть на сайте yep.uz).
Но то, что для меня сейчас этот закон не играет никакой роли, вовсе не означает, что для других это также или что и для меня так было всегда. А потому сейчас о тех самых случаях.
В конце восьмидесятых — начале девяностых годов я на протяжении восеми лет работала педагогом в ташкентских вузах (сначала в одном, потом в другом), дослужившись до звания старшего преподавателя. После обретения Узбекистаном независимости педагоги кафедры, в том числе и я, стали готовить все документы на узбекском языке. И не только документы — но и тексты лекций мы писали на нем. При том, что вела я занятия только в русскоязычных группах.
Вы думаете — это было оценено? С кафедры в сентябре 1993 года сократили только трех человек, включая меня — всех с русскими или украинскими фамилиями, несмотря на все наши старания с узбекским. Без выходного пособия. В самый тяжелый для выживания год.
Среди сокращенных была и молодая женщина с ребенком, только-только защитившая кандидатскую диссертацию. Теперь она возглавляет подразделение одного популярного российского вуза, об Узбекистане и слышать до сих пор не хочет.
Минюст со своим законопроектом ссылается на опыт Украины, Латвии, Литвы и Таджикистана. Не лучшие примеры. От Украины, в том числе из-за недовольства языковой политикой, отошел Крым. В Таджикистане была гражданская война. Литва попала в список стран мира, теряющих свое население быстрее всего.
Я же могу поделиться опытом проживания в либеральной Молдове, где даже в Министерстве иностранных дел используется только (исключительно) румынский язык (понятно, что большинство подписчиков Молдавского МИДа вряд ли когда-нибудь знакомятся с содержанием его пресс-релизов).
Причем, что молдавские чиновники, что многие продавщицы и работницы других сфер услуг, приехавшие в Кишинев из сел (как и чиновники, кстати; против сел ничего не имею, но при переезде в город лучше все-таки меняться) не владеют или не хотят использовать любой другой язык, кроме молдавского-румынского — английский они тоже не признают. Даже если им задают вопрос представители из давно отколовшегося из-за языковой политики Приднестровья — они хотят слышать и отвечать только на румынском.
Однако такая жесткая языковая политика отнюдь не мешает процветанию в крошечной стране (все население Молдовы меньше населения одного Ташкента и стремительно продолжает исчезать) коррупции, кумовства и взяточничества в поражающих любое представление размерах.
Поэтому мой совет узбекистанским законотворцам и инициаторам проектов. Даже если вы не любите Россию, то берите пример с США, где с любым мигрантом будут общаться на родном и удобном ему языке. Используйте опыт мировой сверхдержавы.
И еще один совет авторам проекта и их подстрекателям — очень важно вовремя остановиться. Не будьте как Любовь Ивановна Йорга (псевдоним — Леонида Лари), молдавская поэтесса, журналистка, политический деятель, националистка и шовинистка.
Родившаяся в селе, но поступившая и окончившая филологический факультет кишиневского государственного университета при Советском Союзе, Йорга работала в одном из музеев Кишинева, затем стала главным редактором первого издания на латинской графике в Молдавии, народным депутатом СССР, а затем депутатом парламента Румынии (!).
Вот ее лозунг:
«Пусть у меня будут руки по локти в крови, но я вышвырну оккупантов, пришельцев и манкуртов за Днестр, я их выброшу из Транснистрии (Приднестровья — МК), и вы — румыны — настоящие хозяева этой многострадальной земли, получите их дома, их квартиры вместе с их мебелью… Мы их заставим говорить по-румынски, уважать наш язык, нашу культуру»
Йорга даже развелась со своим русскоязычным мужем и (барабанная дробь!) вышла замуж за памятник (фото в лиде) правившему Молдавией в XV-XVI веках господарю Стефану Великому. Священник Петр Бубуруз их обвенчал.
Памятник — сейчас вдовец. В 2011 году, в возрасте 62 лет, Йорга умерла в Кишиневе от рака груди.
Из 34-миллионного населения Узбекистана, процентная доля узбеков сейчас составляет около 84 процентов, 5 процентов приходится на таджиков, по 2,5 процента — это казахи, русские и каракалпаки.
Но что касается языка — не все так просто. Многие узбеки в крупных городах — русскоязычные, окончившие учебные заведения на русском языке, их дети также посещают русские школы. Поэтому процент русскоязычных (а именно против этого языка направлен законопроект, хотя русский язык там не упоминается) в стране значительно больше предполагаемых 15 процентов.
Мой опыт подсказывает, что предлагаемый сейчас в Узбекистане закон — один из способов избавиться от конкурентов. Кого именно — скоро узнаем, если закон пройдет. Все остальные заявления в преамбуле — от лукавого.
А вы что думаете о предлагаемом Минюстом законопроекте о штрафах для должностных лиц за неиспользование государственного (узбекского) языка в процессе работы?